В многообразном поле дисциплинарных исследований сюжет «культурология и постколониализм» особенно драматичен. Именно отсылки к моральному авторитету постколониализма, обретшего статус научной дисциплины к 1990 г., существенно усилили то давление, с которым российская культурология столкнулась через пять-семь лет после своей институализации. Исследуемая область первой статьи очерка — эпистемологические импликации аутентичного постколониализма, т. е. того его состояния, которое представлено в «Ориентализме» Э. Саида. Исходные эпистемологические параметры проясняются в контексте дихотомии «реализм-конструктивизм», т. е. проверяются на наличие реалистического «бэкграунда». До сих пор такая проверка не предпринималась, хотя именно уточнение первичных параметров — то, что сегодня в первую очередь актуально. Гипотеза, которая представлена в первой статье, заключается в допущениии фундаментальной сложности раннего постколониализма: аутентичный постколониализм не был унифицированно конструктивистским проектом, всеобщее представление о постколониализме как о стерильно чистом конструктивистком проекте, свободном от следов реализма, некорректно. Методология исследования опирается на принципы сравнительно-исторической эпистемологии. Результат исследования: аутентичный постколониализм Э. Саида существенно реалистичен. Более того, в каком-то из моментов своего развития логика становящегося постколониализма выходила к тому варианту реализма, кото- рый является фундаментальным для российской культурологии. В некоторой точке намечалось почти родство. Понимание этого факта важно и для того, чтобы понять постколониализм всерьез, как нечто принципиально значимое, и для того, чтобы противостоять критикам реалистической культурологии.